Часто пишут о военных подвигах солдат, совершаемых на фронте, и редко – о жизни в оккупации простых граждан. Обратимся к воспоминаниям о периоде оккупации 1941-1943 годов на гжатской земле Лидии Петровны Окуневой (в девичестве Смирновой) – жительницы деревни Мишино, принадлежащей ранее Никольскому сельсовету Гагаринского района.
Лидия Петровна рассказывает о поступках обыкновенных людей. Но насколько ярко в этих воспоминаниях проявился дух русского народа, готового пожертвовать собственной жизнью ради другого человека!
В 1941 году Лиде исполнилось 15 лет. Вот что она рассказывала в 1992 году:
…Начиналась суровая, морозная и снежная зима 1941-го года. Немцы рвались к Москве. Ежедневно насильно, тыча штыками в спины, нас гнали на строительство и расчистку от снега дорог. Окриками, плетками не давали нам ни на минуту остановиться. По этой же дороге водили, а иногда возили на машинах русских пленных. Были они очень истощены, оборваны. Русским пленным не разрешали с нами разговаривать. Мы пытались незаметно бросить в машину с русскими пленными ту еду, что брали с собой на работу, – хлеб, картошку, сало. Немцы отгоняли нас, били плетьми, а однажды чуть с разгону не подавили машиной.
Свой протест против насилия немцев мы выражали путем обмана, отлынивали от работ, убегали, притворялись больными. Иногда это удавалось, а по большей части – нет.
Мужество и любовь к своей родной земле жители деревни Баранцы проявили, когда летом 1941-го года началась эвакуация населения: по деревням ходили и уговаривали эвакуироваться, уехать подальше от немцев. Но большинство жителей деревни не оставили свои дома и стали готовиться к оккупации. В деревню приходила завуч Мишинской школы Лобачевская Евгения Давыдовна. Она во многом помогала. А после войны работала инспектором, а затем заведующей Гжатского отдела народного образования.
На свой страх и риск жители деревни помогали и партизанам, и сбежавшим от немцев русским пленным. “Еще хочется мне рассказать, – вспоминает Лидия Петровна, – об одном пленном красноармейце. Звали его Михаилом (немцы звали Михель). Из окружения он вышел в одиночку, пришел в нашу деревню. На нем была изорванная военная форма. Кто-то из деревенских переодел его в гражданскую одежду. Был он маленького роста и сошел бы за коренного паренька-подростка. Вся деревня скрывала его от немцев. Кормился по очереди у всех. Слыл хорошим мастером по железу. Многим в деревне сделал железные печурки, столь необходимые в холодное время в убежищах. Кто знает, может быть, те печурки, которые были обнаружены в скотном дворе-концлагере после угона пленных, были изделиями его рук”.
Великий дух и невероятная сила помогали русским женщинам, не страшась пули фашистов, хоронить русских пленных, которые умирали в концлагере. «У деревни Соино, а она от нашей деревни Баранцы в полукилометре, – рассказала Лидия Петровна, – немцы организовали концлагерь. Расположился он в скотном дворе. Пленных было более трехсот человек. Находились они в ужасном положении. Среди них было много раненых, обессиленных, которые не могли работать. Умирали от ран, не имея медицинской помощи. Многих пристреливали. Хоронили их здесь же, за скотным двором в воронках от бомб, а бомбили часто наши. Тех, кого не успевали похоронить, тайком хоронили деревенские женщины. Лагерь был обнесен колючей проволокой, к нему никого не подпускали. Пленных, кто еще мог работать, направляли на строительство узкоколейки. Строили ее только пленные (тянулась она откуда-то от трассы Москва-Минск). По узкоколейке ходил маленький паровоз с вагончиками, которые всегда были чем-то нагружены. Немцы, отступая, угнали и военнопленных, о дальнейшей судьбе которых никто и ничего не знает. Опустевший скотный двор имел жуткий вид. Стены были исцарапаны, но записи были неразборчивы. Всюду нечистоты, грязь, чавкающая под ногами, окровавленное тряпье. И несколько железных печурок. Видно, в холодное время мученики еще старались как-то себя обогреть. Никаких нар не было. Питались баландой. Никого из них нам так и не пришлось узнать – не подпускали близко охранники с собаками. После войны перезахоронений не было. А теперь все поле распахано и деревни Соино нет – ее снесли несколько лет назад. Это поле колхоза имени Радищево”.
Как кошмарный сон вспоминает свою жизнь в оккупации Лидия Петровна. “Через три дня в деревне Баранцы появилась немецкая часть. Жителям сказали, чтобы все сидели по домам и убежищам. А сами на том месте, где спустился самолет, стали поспешно что-то делать. Немного спустя мы поняли, что здесь будет аэродром. Рядом была небольшая березовая роща, там немцы и маскировали самолеты. Однажды ночью на аэродроме среди немцев произошел переполох. Кто-то стрелял по немцам, сидящим в окопах. Но кто это был – неизвестно… Ежедневно самолеты поднимались и летели в сторону Москвы. Просуществовал аэродром недели три, потом перебазировался куда-то на Восток”.
Самые ужасные часы пережила Лидия Петровна и ее семья, когда пришла весна. “В марте 1943 года немцы собрали молодежь и погнали по направлению на запад. Я всю дорогу плакала. Среди конвойных был один русский. Он спросил, почему я плачу. Я сказала, что дома у меня остались инвалид с детства младший брат и престарелая мать. Он дал лошадь и сказал, чтоб я побыстрее привезла их сюда. Когда приехала в деревню, я не могла взять только своих, ведь в деревне еще много оставалось маленьких детей и престарелых. Я погрузила на сани детей, старушек и поехала. С востока уже слышалась канонада, наступали советские войска.
Мы двое суток кружили на санях вокруг деревни до тех пор, пока не пришла наша разведка, а за ней – и регулярные части Советской Армии. Так мы остались живы и вернулись домой. При спешном отступлении немцы не успели сжечь деревню, а только взорвали печи и выбили стекла во всех домах. Мы снова поселились в своих землянках, но теперь уже без всякого страха, пока не отремонтировали свои дома».
Необыкновенный дух советского народа позволил выжить Советскому Союзу и отстоять независимость в годы Великой Отечественной войны. Мы должны помнить и большие, и малые подвиги своих дедов и прадедов. Наша сила – в нашей исторической памяти. “Мой 8-летний внук Володя Окунев (сейчас ему 31 год – от автора), – с гордостью говорит Лидия Петровна, – когда приезжает в деревню к бабушке, всегда говорит: “Бабушка я буду кушать партизанской ложкой”. Эта ложка моего двоюродного брата Жени Смирнова. При отправке в Германию он убежал из вагонов и попал в один из партизанских отрядов в Белоруссии. Было ему 17 лет”.
Информация предоставлена сотрудником музея Е.В. АНДРЕЕВОЙ