Известным апрельским утром 1961 года, перед тем как облачённые в скафандры Гагарин и Титов должны были погрузиться в автобус, кто-то обратил внимание, что на гермошлеме Гагарина нет надписи «СССР». Мгновенно нашлась краска, кисть, художник, и в течение нескольких минут ситуация была исправлена. Чего не скажешь о фотографиях. Поэтому нас не должно удивлять, что на исторических снимках и кадрах кинохроники, сделанных перед стартом, можно видеть Гагарина как в гермошлеме с надписью, так и без неё.

«12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту.

Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик лётчик майор Гагарин Юрий Алексеевич.

Старт космической многоступенчатой ракеты прошёл успешно, и после набора первой космической скорости и отделения от последней ступени ракеты-носителя корабль-спутник начал свободный полёт по орбите вокруг Земли…» (Из сообщения ТАСС о первом в мире полёте человека в космическое пространство)

Сегодня всё чаще наши экскурсанты задают вопрос: «Почему первым в космосе оказался Гагарин, а не Титов, Попович или Николаев?» Один из тех, кто ещё в восьмидесятые годы прошлого века попытался ответить на него, был Евгений Анатольевич Карпов, первый начальник Центра подготовки космонавтов. В своих мемуарах он вспоминал о том, что фактически сразу же после 12 апреля 1961 года многие журналисты восторженно утверждали о том, что даже невооружённым глазом было видно, насколько Гагарин с его русским открытым лицом и лучезарной улыбкой подходил для того, чтобы оказаться в космосе первым.

«Спорить с авторами такого рода высказываний не стану. Первый космонавт планеты и внешним обликом, и своими человеческими качествами снискал горячие симпатии по праву. Но всё же должен со всей определённостью сказать, что специалистам, проводившим подготовку космонавтов и выбор первого из них, тот самый «вооружённый глаз», которого не требовалось журналистам, был необходим. Иными словами, требовались объективные, документальные подтверждённые оценки и заключения, а не просто личные симпатии. Так вот, постоянно сопоставляя и сравнивая между собой всех слушателей первой группы, специалисты всё чаще сходились на том, что предпочтение при выборе лидера должно быть отдано Гагарину. Никаких натяжек при этом не допускалось. Всё было честно и объективно», – писал Е.А. Карпов.

Спустя годы, среди тех, кто имел самое непосредственное отношение к подготовке и выбору первого космонавта, появились люди, утверждавшие, что чуть ли не они лично предложили кандидатуру Гагарина на первый космический полёт. Подобного рода «признания», по мнению Евгения Анатольевича, поначалу удивляли и огорчали его, так как они не имели ничего общего с действительным положением вещей. В определении «первого» лишь коллективное мнение было способно играть решающую роль. «Со временем я стал спокойнее относиться к высказываниям, в которых вольно или невольно человек несколько преувеличивал свою роль в выборе космонавтов. Склонен думать, что людям, причастным к событиям исторического масштаба, можно простить подобную слабость», – вспоминал Е.А. Карпов.

Выбор сделан. Приближался день 12 апреля. Это апрельское утро 1961 года, казалось, выглядело обычным, и вместе с тем что-то тревожило тех, кто находился рядом с космонавтами. Юрий Гагарин и Герман Титов были облачены в скафандры. Карпов вспоминал, что его охватило в этот момент сильнейшее волнение, вдруг в суете и заботах он не успеет сказать Гагарину что-то очень важное, не пожмёт его мужественную руку, не пожелает удачи. У самых дверей автобуса Евгений Анатольевич обратился к космонавту: «Верю в тебя, Юра, в успех нашего первого полёта». А тот с ребячьим озорством отрапортовал ему в ответ: «Разрешите доложить, товарищ командир и доктор: всё будет в полном порядке – как учили! До самой скорой встречи!»

В этот момент кто-то обратил внимание, что на гермошлеме Гагарина нет надписи «СССР». В случае посадки корабля вне пределов Советского Союза такая надпись могла бы оказаться весьма полезной. В памяти была ещё свежа история с Пауэрсом. Вдруг приземление космонавта произойдёт в таком месте, где его примут за шпиона?

Мгновенно нашлась краска, кисть, художник, и в течение нескольких минут на гермошлеме космонавта появилась соответствующая надпись. Поэтому нас не должно удивлять, что на исторических снимках и кадрах кинохроники, сделанных перед стартом, можно видеть Гагарина как в гермошлеме с надписью, так и без неё.

Есть версия, что этим «художником» и был Евгений Анатольевич Карпов. Якобы он обратил внимание на гермошлем: «Надо бы тут что-то написать». Тут же были принесены кисточки и баночки с краской, и на шлеме – не снимая его с головы Ю.А. Гагарина – было написано: «СССР». Евгению Анатольевичу пригодились навыки работы в стенгазете во время учёбы в военно-медицинской академии.

«Выдворив» из автобуса всех, кому не положено было в нём оставаться, Карпов скомандовал водителю: «На старт!» Автобус доставил космонавта и запасных пилотов к подножию устремлённой в небо ракеты. Гагарин вышел из автобуса, подошёл к стоящим недалеко от неё членам Государственной комиссии и доложил о готовности к полёту.

Ровно за два часа до полёта Гагарин займёт место пилота в кабине космического корабля «Восток», даже не осознавая, какую ответственность славы и народную любовь придётся ему испытать и пронести в оставшиеся неполные семь лет жизни.

Е.А. Карпову пришлось побывать на запусках космических ракет и до гагаринского полёта, и после него, но старт 12 апреля 1961 года по эмоциональному накалу, по пережитой всеми великой радости за одержанную победу ни с каким другим сравнить невозможно.

Маргарита Лебедева, научный сотрудник Музея-заповедника Ю.А. Гагарина

В статье использованы материалы сборника «День Гагарина», опубликованного к 25-летию первого в мире полёта человека в космос (1986)