21 июня исполнилось 105 лет со дня рождения русского писателя и поэта Александра Твардовского. Смолянина и искреннего, просто “своего” поэта. “Отца” полюбившегося уже которому поколению подряд Василия Тёркина.
О поэте говорить будут. Одни вспомнят его «Василия Тёркина», другие отдадут должное Твардовскому – главному редактору. Но что бы о нём ни говорили, все сойдутся в одном: Твардовский был удивительно искренним. Он и писал, и жил одинаково – без вранья, не допуская ни одного фальшивого слова или поступка. За эту искренность и покарала его власть.
Без семьи
По всем раскладам, из Твардовского должен был получиться поэт партийно-номенклатурный. Он искренне верил в справедливость того, что происходило в стране после революции. Этим идеям он готов был служить – и делом, и пером. И он служил – вступил в комсомол в 1924 году, работал селькором, писал стихи о новой деревне. Власть заметила и ответила на его «любовный порыв». Когда в начале 30-х годов семью Твардовского раскулачили, отправив в ссылку на Урал, Александр остался в Смоленске. Он, романтик, верящий в справедливость, кинулся к секретарю обкома – просить за семью. А в ответ услышал предложение… отказаться от родителей: «Бывают такие времена, когда надо выбирать между революцией и папой-мамой». Родные уехали, отношений с ними Твардовский не поддерживал. Более того, поговаривали, что, когда отец, волнуясь за молчащего сына, тайком приехал в Смоленск проведать его, Александр заявил об этом в милицию.
Наверное, тогда он и понял: роман с властью – вещь опасная. Её любовь горяча – не заметишь, как сгоришь. Он мысленно провёл для себя черту – за неё не заступать, милостей для себя не просить. И так и остался на всю жизнь стоять возле этой черты. Один. Солженицын позже отметит: «…Такое что-то в Твардовском было – обречённость на одинокое стоянье».
А власть продолжала заваливать Твардовского почестями – чтобы приручить, посадить на короткий поводок. Его поэму «Страна Муравия» – об идущей в стране коллективизации – отметят Сталинской премией. Когда за «Василия Тёркина» поэта включили в списки на Сталинскую премию II степени, Сталин лично переписал его в номинанты на I степень. По тем временам это было неслыханно – не столько заступничество Сталина (вождь любил подобные широкие жесты), сколько то, что власть вручала премию за поэму, в которой её, власти, не было вообще. Не только Сталина, но даже политработников, даже генерал – только один. А был лишь народ – тот народ, который потом, кровью, жизнью своей заплатил за Победу. По-другому Твардовский и не мог написать. Потому что сам прошёл всю войну – выходил из окружения под Киевом, на его глазах гибла под Каневом, отступая, Днепровская флотилия. «Не имея свободы сказать полную правду о войне, Твардовский останавливался, однако, перед всякой ложью на последнем миллиметре, нигде этого миллиметра не переступил, нигде! – оттого и вышло чудо», – напишет о «Тёркине» Солженицын.
Глоток правды
Да, Твардовский верил в советскую идеологию, но правда для него была важнее. Именно это врождённое чувство правды не позволяло ему принимать безоговорочно то, что ему навязывали. Из-за этого в итоге и возникло его противостояние с властью – готовый служить идее, он не был готов обслуживать партаппарат.
«Новый мир» под руководством Твардовского в СССР 60-х был тем же самым, что для перестроечной России стало новое телевидение. «Новый мир» формировал общественное мнение, на его страницах печатались В.Гроссман, В.Войнович, С.Залыгин и другие – смелые, злые, говорящие правду. А апофеозом вольномыслия стала публикация повести «Один день Ивана Денисовича» А.Солженицына. «Рукопись эта попала к Твардовскому в конце 1961 года, – говорит писатель, литературовед Бенедикт Сарнов. – Как вспоминал сам Александр Трифонович, он решил прочитать её перед сном, чтобы решить, достойна ли она публикации. Разделся, лёг в кровать, прочёл первую страницу… После чего встал, оделся, сел за стол и прочёл всё от начала и до конца – читать такую вещь лёжа было нельзя. Твардовский решил во что бы то ни стало добиться разрешения на публикацию. Александр Дементьев, бывший в ту пору его заместителем, пытался его отговорить: «Если мы с тобой эту вещь напечатаем, то журнал мы потеряем. А ты знаешь, что значит «Новый мир» и для страны, и для мира?» На что Твардовский произнёс гениальную фразу: «Если я не могу напечатать это, зачем мне тогда журнал?»
Твардовский, занимавший в советской литературной иерархии довольно высокое место, всё же был не всесилен – «Иван Денисович» мог быть опубликован только с разрешения Хрущёва. Помощник Хрущёва, человек либеральных взглядов, в нужный момент дал Никите Сергеевичу рукопись Солженицына. Хрущёву она понравилась. «Ивана Денисовича» напечатали – и это до некоторой степени изменило всю литературную и общественную жизнь в России».
К сожалению, изменилась она ненадолго. У Солженицына нашлись мощные враги. Началась травля – не только Александра Исаевича, но и Твардовского. Ему припомнили всё: что не подписал письмо в поддержку ввода войск в Чехословакию, что заступился за опального учёного Жореса Медведева, которого за книгу «Биологическая наука и культ личности» сперва уволили, а в 1970 году засадили в калужскую психиатрическую больницу. Твардовский не просто вступился – лично помчался в психушку выцарапывать Медведева. А на предупреждения искушённых в придворных интригах людей: «У тебя на носу юбилей – 60 лет. Тебе же не дадут героя соцтруда!» – ответил: «В первый раз слышу, что Героя у нас дают за трусость».
Письма «возмущённых групп трудящихся», бичующих «Новый мир», заполонили газеты и журналы. Нет, на Твардовского, народного любимца, руку поднять не посмели – с постов в «Новом мире» сняли наиболее преданных Твардовскому соратников. Вместо них секретариат Союза писателей СССР посадил четвёрку «своих». Как ни странно, но позже в хор хулителей влился и голос Солженицына – в книге «Бодался телёнок с дубом» он описал Твардовского как слабого, всегда готового к компромиссам и крепко держащегося за редакторское кресло человека.
…
Твардовский сам написал заявление об уходе. После «Нового мира» он не прожил и двух лет.
Юлия ШИГАРЕВА. “АиФ”.– №24. – 16.06.2010
ИЗ БИОГРАФИИ
Александр Трифонович Твардовский родился 8 (21) июня 1910 года в деревне Загорье Смоленской губернии. Отец – деревенский крестьянин и кузнец Трифон Гордеевич Твардовский, мать – Мария Митрофановна – была по происхождению из однодворцев. Отец раскулачен и сослан. Трагическая судьба его отца и других жертв коллективизации описана А.Т. Твардовским в поэме “По праву памяти”.
Отец Твардовского был человеком начитанным. По вечерам в их доме читали Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова. Поэтому и сам Александр Твардовский начал писать стихи в раннем возрасте. Учился он в сельской школе. В 14 лет пишет маленькие заметки в смоленские газеты. Позже печатает стихи в газете “Рабочий путь” под руководством Михаила Исаковского.
Зимой 1930 года Твардовский вернулся в Смоленск, поступил в педагогический институт. В 1931 году опубликована его первая поэма “Путь к социализму”. В 1936 году напечатана поэма “Страна Муравия”, получившая широкую известность. Осенью 1936 года, будучи на третьем курсе, А.Т. Твардовский переехал в Москву и перешел в Московский институт истории, философии и литературы.
В 1939 году Александр Твардовский призван в ряды Красной Армии, участвовал в освобождении Западной Белоруссии. С началом войны с Финляндией, уже в офицерском звании, был в должности спецкорреспондента военной газеты. Во время Великой Отечественной войны им создана поэма “Василий Тёркин”. С 1946 года изданы “Дом у дороги”, “За далью – даль”, “Родина и чужбина”.
ВАЛЕНТИНА ТВАРДОВСКАЯ:
“Опубликовать письма было очень непросто…”
К нему обращались самые разные люди с самыми разными просьбами. Огромную массу этих писем составляет переписка с литераторами самых разных рангов. Стоит сказать, что не всегда и не со всеми из них он был в хороших отношениях. Так, например, сначала он отклонил вторую часть “Поднятой целины” Шолохова, а потом попросил у него рецензию на одну из глав своей новой поэмы “За далью – даль”, которая рассказывала про Сталина. В этом весь Твардовский с его честностью и преданностью своему времени. Может быть, я скажу на первый взгляд слишком заносчивую вещь, но сегодня дневники и письма Твардовского не по зубам многим нашим современникам-литераторам, возможно, для серьезного анализа этих работ потребуется еще много времени.
Эти письма рассказывают нам о том, как Твардовский относился к молодым литераторам. Если он видел в них хоть искру таланта, хоть одну удачную строчку у них, то писал прямо: “У вас есть две-три фразы, которые позволяют надеяться…” Он был большим мастером, педагогом, редактором. Он всегда брал ответственность на себя…
Твардовскому земляки писали постоянно. Большой поток писем был с просьбами о помощи. Он отвечал на все без исключения, помогал землякам получить квартиру, купить сельскому почтальону-инвалиду мотоцикл с коляской… Обо всем не рассказать, но это раскрывает его как человека, способного к настоящей преданной дружбе, он никогда не предавал своих друзей и не оставлял их в беде. Он был опорой всем тем, кто, как и он, испытывал громадное сопротивление обстоятельств на жизненном пути…
Михаил ЕФИМКИН. АиФ–Смоленск. – 23 сентября 2013