Когда мне дома хочется есть – иду на кухню. Там, в дальнем углу, возле подоконника, с лёгким усилием открывается заветная дверца зарубежного холодильника модели «Минск 15М» в поисках чего-нибудь съестного.
Сегодня, в четверг, после бессонной редакционной ночи, проглочен последний кусочек сливочного масла и, хочешь, не хочешь, сваренными без мундира картофелинами придётся лакомиться по-постному, обмакнув в сольку. Вкусно, солоно, экономно. Наглотавшись вволю тридцатидвухкратно, по рекомендации великого жевателя Горация Флетчера, измельчённых кусочков, монополия насыщения мгновенно улетучивается, и глаза начинают бродить в поиске занимательного ротозейства. Искомое находится скоро — за окном среди вываленной водителем ЗИЛа кучи коричневого песка.
Маленький мальчик (по моим дилетантским возрастоопределителям, малявке где-то около двух или шести лет), завёрнутый аккуратной мамой в светло-белые одежды, словно пару веков назад сгнивший на рее флибустьер, форсирует грязную лужную муть. Успех мальчишки очевиден: лужа в рассеянности, неуклюжие волны расплёсканы и смешаны с родной раскисшей землёй. Цена победы мала, сыра и чёрна. Грязеподтёки на рубашонке, переполненные жижей сандалики, волосы в песке и камушках. Радость овеликодушила триумфатора, он жаждет поделиться, с чем и идёт к папе.
Папа молод, вдыхает сигаретный дым, важно любит раздувать щёки и громким голосом обращается недовольно к победителю с простенькой репликой. Смысл таков — перевожу: «Зачем ты, сын своей матери-собаки женского пола, ходил к луже? Этого делать не нужно было, в чём виноват и ты, и твоя мама, над которой неплохо бы совершить уголовно наказуемое деяние». Услышав без перевода это, забываю про личный аппетит, и, сильно распереживавшись за захныкавшего мальчугана, тороплюсь на сырую улицу, чтобы выписать этому папаше с пузиком мораль отпора и осуждения. На середине первой трети пути в песочно-пиратский диалог вступает мать-собака женского пола. С предвкушением жду её тёплой и ласковой подмоги грязному лужепроходцу.
Но что такое? О, ужас! Мама предательски бросает мой милый наив и присоединяется к папе. Опять же перевожу: «Это твой ребёнок, животное рода парнокопытных семейства полорогих, уходи в мышечную трубку, расположенную в малом тазу!» Ответный залп мамки действует не хуже анестезирующего средства. Теперь мне досадно вдвойне. Ну чего они так обращаются к своему ребёночку, как его жалко, крошечку. Остаётся понурить головой.
Снова бреду на кухню и не могу понять, что делать или ничего не делать. Варёный картофель остыл навсегда, кушать хочется не особенно. Тягостные мысли о будущем незадачливого покорителя мешают сосредоточиться на вкусной еде. Каким он вырастет в окружении грубости?..
Малышок за окном в который раз погружается в грязь, зачерпывает комья пакетом из-под чипсов и с рычанием бросает их в растерянных предков. И вдруг, ура мне! становится понятным, что он таким и будет, как они – мамик-папик. И также будет излагать обе своих мысли на шифрованном языке. И мне его уже не жалко, пусть себе растёт на здоровье, ну его, родимого.
Вкусно есть картошку с солью…
Владислав СТЕЛЬМАШУК